БМ-17

[vattukvinnan]

 Следующий день – один из самых скверных в жизни Бритт-Мари. На лбу у нее вскочила шишка, и Бритт-Мари сломала два пальца. Во всяком случае, так ей сказала мама Бена, а мама Бена – медсестра, так что, по предположениям Бритт-Мари, разбирается в такого рода вещах. Они сидят на узкой койке городской больницы, за зеленой занавеской. У Бритт-Мари на лбу пластырь, на руке повязка; она изо всех сил старается не заплакать. Мама Бена положила руку на ее запястье, однако не спрашивает, как так получилось. И Бритт-Мари благодарна ей за это, потому что меньше всего на свете ей хочется, чтобы кто-нибудь узнал, как так получилось.

 

А получилось все это вот как:

 

Начать с того, что Бритт-Мари проспала всю ночь – в первый раз с тех пор, как они приехала в Борг. Она спала бездумным сном младенца и проснулась полной энтузиазма. Снова. Вообще это должно было бы насторожить ее, потому что, будем откровенны, ничего хорошего не выходит, когда просыпаешься полным энтузиазма, это Бритт-Мари усвоила. Но теперь уже поздно. Теперь она уже сидит с шишкой на лбу и сломанными пальцами, как какой-нибудь преступник, который получил увечья в разгар чего-нибудь криминального. Вот что подумают люди, Бритт-Мари в этом уверена, потому что всем известно, что говорят люди. И неважно, что случилось на самом деле.

Итак, что же случилось: она проснулась полной энтузиазма и сразу убралась на кухне у Банк. Не потому, что кухня требовала уборки; просто Банк не было дома, а когда Бритт-Мари спустилась по лестнице, внизу оказалась кухня. Бритт-Мари никогда не видела кухни, в которой ей не захотелось бы прибраться. После уборки она прогулялась через весь Борг до молодежного центра. Убрала его от пола до потолка. Проследила, чтобы все картины висели ровно, даже те, с футболом. Постояла перед одной из них, глядя на свое отражение в стекле. Потерла белое пятно на безымянном пальце. Те, кто не носил обручального кольца всю свою жизнь, не знают, как выглядит это пятно; не знают этого и те, у кого в обычае время от времени снимать кольцо. Бритт-Мари знает, что некоторые делают так – снимают кольцо, когда, например, моют посуду, и нередко приходится сначала натереть палец моющим средством, чтобы снять кольцо, так, чтобы во время мытья посуды на него не попало средство для мытья посуды. Но Бритт-Мари никогда, ни единого раза не снимала кольцо – до того самого дня, когда она сняла его насовсем. Так что белое пятно на пальце никуда не девается, словно палец изменил цвет, когда она вышла замуж. Словно именно это останется от нее, если соскрести все, чем она стала.

С этой мыслью Бритт-Мари отправилась в пиццерию и разбудила Кого-то. Они выпили кофе, и Бритт-Мари стала приветливо спрашивать, имеются ли в продаже у Кого-то почтовые открытки. Открытки в продаже имелись. Невероятно старые и с надписью «Добро пожаловать в Борг». Так и понимаешь, насколько они старые, сказала Кто-то, потому что ужасно давно это было – когда люди выговаривали «добро пожаловать в Борг!» без это, как его? Сарказма!

Бритт-Мари написала открытку Кенту. Очень короткую. «Привет. Это Бритт-Мари. Прости за всю ту боль, что я причинила тебе. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Надеюсь, у тебя есть чистые рубашки. Твоя бритва лежит в ванной на третьей полочке. Если тебе понадобится выйти на балкон, чтобы вымыть окна, немного поверни ручку, потяни на себя и слегка толкни дверь. В шкафчике есть «Факсин». Еще она хотела написать, как скучает. Не написала. Бритт-Мари не захотела причинять беспокойства.

- Тебя не затруднит рассказать, как добраться до ближайшего почтового ящика? – спросила она Кого-то.

- Это здесь, - сказала Кто-то и указала на собственную ладонь.

Бритт-Мари тут же продемонстрировала скептическое отношение к подобного рода доставке, но Кто-то заверила, что ее почта «офигеть самая быстрая в городе!». Какой город при этом она имела в виду, Бритт-Мари так и не узнала.

Потом между женщинами произошла короткая дискуссия насчет желтой кофты с текстом «Банк» на спине, кофты, которая висела на стене пиццерии, потому что Бритт-Мари никак не удавалось заставить себя прекратить смотреть на нее. Словно это была нить, ведущая в какую-то загадку. Кто-то педагогично объяснила, что Банк не знает, что кофта висит здесь, а если узнает, то наверняка так обозлится, что, по мнению Кого-то, «у нее в жопе вырастет целая это, как его? Лимонная плантация!»

- Почему? – спросила Бритт-Мари.

- Да понимаешь, Банк ненавидит футбол. Как это говорят? Никто не любит вспоминать хорошие времена, когда настают времена плохие, - ответила Кто-то.

- У меня создалось впечатление, что вы с Банк дружите, – сказала Бритт-Мари.

- Дружим! Дружили! Лучшие приятели до, знаешь… До этого, с глазами. До того, как Банк уехала, - возразила Кто-то.

- Но вы никогда не говорите о футболе?

Кто-то сухо рассмеялась.

- Раньше: Банк очень любила футбол, ну. Больше жизни любила. Потом – это вот, с глазами. Глаза отняли у нее футбол, так что теперь: Она ненавидит футбол. Понимаешь? Жизнь – она такая, ну? Любовь, ненависть, либо то, либо другое. И она уехала. Очень надолго. Папа Банк был совсем другой, без футбола у них не осталось это, как его? Тем для общения! Потом этот папа умер. Банк вернулась, похоронить, продать дом. Мы с ней теперь больше это, как его? Собутыльники! Можно сказать: мы теперь меньше говорим. А пьем больше.

- А-а. Можно ли узнать, где она находилась, когда покинула Борг? – спросила Бритт-Мари.

- Да знаешь, то там, то сям. Когда у человека лимон в жопе, он же не хочет сидеть смирно, - рассмеялась Кто-то.

Бритт-Мари не засмеялась. Кто-то откашлялась.

- Она была в Лондоне, Лиссабоне, Париже – я такие открытки получала! Где-то они у меня, да. Банк и собака, вокруг света. Я, знаешь, иногда думаю, что она уехала, потому что злилась. А иногда думаю, что она уехала потому, что с глазами становилось все хуже. Может, Банк захотела повидать мир прежде чем ослепнуть окончательно, понимаешь?

И она достала открытку из Парижа. Бритт-Мари страшно хотелось взять ее в руки, но она не стала брать карточку. Она попыталась отвлечь и Кого-то, и себя – указала на стену и спросила:

- А почему кофта желтая? У меня сложилось впечатление, что футбольные кофты в Борге белые.

- Сборная страны, - ответила Кто-то.

- А-а. А это что-то особое? – поинтересовалась Бритт-Мари.

- Это… сборная страны, - ответила Кто-то, словно не поняла вопроса.

Бритт-Мари это рассердило, и она не стала спрашивать дальше. Вместо этого она вдруг спросила, к своему ужасу:

- Как это произошло? Как Банк потеряла зрение?

Не потому, что Бритт-Мари из тех, кто вмешивается в чужие дела, но все-таки. Она в тот день проснулась полной энтузиазма, так что случиться могло все что угодно. Ее благоразумие кричало в ней на нее, но было уже поздно.

- Болезнь. Такое дерьмо. Началась это, как его? Исподволь. Много лет. Как финансовый кризис, - объяснила Кто-то и сделала руками жест неясного значения.

- А-а, - сказала Бритт-Мари.

Кто-то опустила бровь в направлении прихожей.

- Знаешь, Бритт-Мари, как говорят: Банк хорошо, НЕСМОТРЯ на это, с глазами. Я говорю: Банк хорошо БЛАГОДАРЯ этому, с глазами. Понимаешь? Ей приходится бороться серьезнее, чем другим. Поэтому: она стала лучшей. Это, как его? Стимул! Понимаешь?

Бритт-Мари не была вполне уверена, что понимает. Ей захотелось воспользоваться случаем и спросить Кого-то, как вышло, что та сидит в инвалидной коляске, но уж тут благоразумие Бритт-Мари опустило все шлагбаумы, потому что это точно не ее дело. Разговор окончен. После чего Кто-то откатилась на оборот колеса назад, а потом на столько же – вперед.

- Я упала с лодки. В детстве, ну. Если ты хочешь об этом спросить, - благожелательно пояснила она.

- Ни в коем случае не хочу! – запротестовала Бритт-Мари.

Кто-то ухмыльнулась.

- Знаю, Бритт. Знаю. У тебя нет предрассудков. Ты понимаешь, что я человек, ну. Который случайно оказался в инвалидном кресле. Я не инвалидное кресло, в котором случайно оказался человек.

Она похлопала Бритт-Мари по руке и прибавила:

- Поэтому ты мне и нравишься, Бритт. Ты тоже человек.

Бритт-Мари захотелось сказать, что ей тоже нравится Кто-то, но она сохранила благоразумие. И больше они об этом не говорили. Бритт-Мари купила «Сникерс» для крысы и спросила, представлены ли в Кого-то в продаже цветочные букеты.

- Цветы? Для кого? – спросила Кто-то.

- Для Банк. Представляется невежливым, что я все это время снимаю у нее комнату – и не предложила ей даже цветка. Дарить цветы – это обычай, - проинформировала ее Бритт-Мари.

- Не, цветов тут нет. Но Банк любит пиво! Возьми лучше, пива, ну? – предположила Кто-то.

Бритт-Мари это не показалось цивилизованным, но она заключила, что пиво может быть как цветы для того, кто любит пиво. Поэтому она настояла, чтобы Кто-то нашла пакет, что Кому-то не удалось, но через пару минут в дверях возник Омар с криком: «Нужен пакет? У меня есть! По дружеской цене!» Потому что именно так все происходит в Борге.

В этот пакет, категорически не по цене, которую Бритт-Мари готова была бы отнести к категории «дружеской», Бритт-Мари поместила пиво – красиво, с розеткой наверху и все такое. Потом она отправилась в досуговый центр, приоткрыла дверь и поставила тарелку со «Сникерсом» на пороге. Возле тарелки она оставила аккуратную записку, написанную от руки чернилами: «Ушла на свидание. Или на встречу. Или как там это теперь называется. Тарелку убирать не обязательно, мне это совсем не сложно». Ей хотелось написать – она надеется, что крыса нашла себе сотрапезника, потому что по мнению Бритт-Мари, крыса не заслужила того, чтобы ужинать в одиночестве. Одиночество – это расточительство и для крыс так же, как для людей. Но благоразумие велело ей не вмешиваться в социальную жизнь крысы, так что Бритт-Мари не стала этого писать.

Она потушила свет и подождала сумерек, потому что они, что весьма удобно в это время года, приходят в Борг задолго до времени ужина. Убедившись, что никто не видит ее, она быстро двинулась к автобусной остановке по дороге, что уводила из Борга в двух направлениях, и покинула Борг в одном из них на автобусе. Это казалось приключением. Как свобода. Но не настолько, чтобы ее не напугало состояние сиденья, так что она расстелила четыре белые салфетки, прежде чем сесть. Нужно же соблюдать какие-то границы, даже и в приключениях.

Но все-таки: такое новое переживание – когда едешь на автобусе сама по себе.

 

Бритт-Мари всю дорогу потирала белое пятно на безымянном пальце. Солярий возле банкомата в городе оказался пустым. Бритт-Мари выполнила инструкции к аппарату, в которой было сказано опустить в аппарат монету. За время короткого знакомства машины и Бритт-Мари монета, кажется, ушла не туда, потому что машина заявила, что денег не получала, хотя Бритт-Мари определенно только что бросила в нее деньги. Машина, когда Бритт-Мари погрозила ей сумочкой, кажется, к счастью для всех участников процесса, пришла в лучшее настроение, немного помигала лампочками на дисплее и наконец зажгла с полдесятка длинных трубок в жесткой пластмассовой кровати на полу.

Бритт-Мари ни в коей мере не знаток соляриев, это она признает, так что она, может быть, оказалась не слишком знакомой с их основными функциями. По ее представлениям, ей следовало сесть на табурет возле кровати с трубками сунуть руку под свет и осторожно закрыть крышку. Сколько времени ей придется сидеть так, чтобы загореть до руки без белого пятна, она ни в коей мере не знала; по ее представлениям, весь процесс, вероятно, не намного сложнее, чем приготовление лосося в духовке. Так что она планировала просто время от времени вынимать руку и проверять, насколько продвинулось дело.

Машина издавала гул и источала тепло. От того и другого клонит в сон, особенно если ты проснулся полным энтузиазма, ведь от энтузиазма кто угодно устанет. В общем, Бритт-Мари уснула. Так все и получилось. Голова ее упала вперед, как падают головы, если уснуть, сидя на табурете, от чего Бритт-Мари немилосердно крепко стукнулась лбом о крышку солярия – так Бритт-Мари и прищемила руку, находившуюся под крышкой. Бритт-Мари скатилась на пол и потеряла сознание, и вот теперь она сидит в больнице. С шишкой и сломанными пальцами.

Мама Бена сидит рядом с ней и гладит по руке. В солярии Бритт-Мари обнаружила уборщица, что Бритт-Мари особенно досадно – всем известно, что эти уборщицы рассказывают на своих сходках.

- Не расстраивайтесь, такое случается и с лучшими из нас, - ободряюще шепчет мама Бена.

- Нет, - прерывающимся голосом отвечает Бритт-Мари и сползает с койки.

Мама Бена протягивает руку, но Бритт-Мари отстраняется. Мама Бена встает, губы у нее сжаты.

- В Борге очень многие опустили руки, Бритт-Мари. Не становитесь одной из них, пожалуйста.

Бритт-Мари, кажется, хочет ответить, но ущемленное самолюбие и здравый смысл поднимают ее на ноги и выводят за дверь. Ребята из футбольной команды сидят в приемной. Бритт-Мари, уничтоженная, избегает их взглядов. Такой стыд для нее внове – когда ты подпрыгнул и упал. Бритт-Мари не привыкла прыгать. И не знает, что делать, если падаешь после подобного, так что она проходит мимо детей, от всей души желая, чтобы их здесь не было.

Свен ждет ее с фуражкой в руках. У его ног стоит плетеная корзиночка с багетами.

- Я, а, ладно, я подумал, что… ну да, подумал, что вы теперь не захотите в ресторан… после всего, так что организовал пикник. Я подумал… хотя вы, наверное, захотите лучше поехать домой. Конечно.

Бритт-Мари крепко зажмуривается и прячет перевязанную руку за спину. Свен смотрит вниз, на корзинку.

- Багеты я купил, а корзину сплел сам. На курсах.

Бритт-Мари прикусывает щеки. Она не знает, понимают ли Свен и ребята, зачем она отправилась в солярий. Что она пыталась загладить загаром. Она не готова к риску выслушать чей-нибудь вопрос. Она и так уже извелись от стыда. И она шепчет:

- Свен, пожалуйста, я просто хочу домой.

И Свен везет ее к дому Банк, хотя ей хочется, чтобы он этого не делал. Ах, если бы он не видел ее в таком состоянии! Бритт-Мари прячет руку под бамбуковой занавеской и больше всего хочет, чтобы он отвез ее домой. В ее настоящий дом. Настоящую жизнь. И оставил ее там. Она не готова к энтузиазму.

 

Когда машина останавливается, Свен хочет что-то сказать, но не успевает – Бритт-Мари выходит из машины. Он стоит перед полицейской машиной, с фуражкой в руках; Бритт-Мари закрывает входную дверь между ними. Она неподвижно стоит по другую сторону двери, сдерживая дыхание, пока Свен не уезжает.

Бритт-Мари прибирает дом Банк с пола до потолка. Ужинает супом, в одиночестве. Потом медленно поднимается по лестнице, берет полотенце и садится на край кровати.